Но даже после этого Алверик почти до самого вечера прохаживался вдоль глухой восточной стены дома, бросая на неприветливую равнину испытующие взгляды, однако за все это время она ничуть не изменилась и никуда не отступила, и никакие бледно-голубые вершины не встали над горизонтом. Страна Эльфов не вернулась в свои прежние берега. А когда пришел вечер, серые камни равнины сперва тускло, как бы нехотя засветились в лучах низкого солнца, а потом быстро потемнели с его заходом. Эти перемены происходили в полном соответствии с земными законами, и не было в них ни капли эльфийского волшебства. Алверик наконец решился предпринять дальнее путешествие.
Вернувшись в дом, он заявил кожевнику, что хочет купить так много продовольствия, сколько сможет унести, и за ужином они вместе обдумали, что понадобится ему в первую очередь. Старик пообещал Алверику завтра же обойти всех соседей, и рассказал, чего и сколько можно купить у каждого, и выразил надежду, что если Бог благословит его силки обильной добычей, то у Алверика будет даже больше еды, чем они рассчитывали. Ведь Алверик вознамерился идти на восток до тех пор, пока не найдет потерянную землю.
В тот день Алверик рано пошел спать и спал долго, пока усталость, вызванная его тщетной погоней за Страной Эльфов, не изошла из его тела полностью. Его разбудил старый кожевник, спозаранок отправившийся осматривать свои силки и ловушки.
Пока лорд завтракал, он сложил в котелок мясо пойманных зверьков и повесил его над огнем, а сам снова ушел. Почти все утро старые переходил из дома в дом, от соседа к соседу, и одни давали ему солонину, другие — хлеб, третьи делились сыром, так что к обеду кожевник вернулся домой, сгибаясь под тяжестью тюка с провизией.
Часть продуктов, принесенных стариком, Алверик сложил в заплечный мешок, а часть поместил в висевшей у него на поясе кошелке. Он наполнил водой свою флягу и присоединил к ней еще две, которые хозяин сделал для него из двух больших кож. Навьючив все это на себя, он немного отошел от дома кожевника, внимательно оглядывая пустошь, откуда ушла Страна Эльфов, а потом снова вернулся к старику, как только убедился, что может легко нести двухнедельный запас провизии.
Вечером, пока хозяин готовил рагу из мяса суслика, Алверик снова встал у глухой стены дома и глядел на неприветливую каменистую пустыню, надеясь увидеть за далекими, розовыми от заката облаками безмятежные незабудковые вершины, но так ничего и не высмотрел.
Солнце село, и закончился последний день октября.
На следующее утро Алверик плотно позавтракал, потом забросил через плечо мешок с едой и, расплатившись с хозяином, тронулся в путь. Дверь домика, конечно же, отворялась на запад, и старик, сердечно прощаясь с гостем у порога и желая ему успеха, так и не решился зайти за угол, чтобы не видеть, как Алверик будет удаляться к востоку, как не хотел он накануне говорить об этом путешествии, словно на картушке его компаса было нанесено всего три стороны света.
Не успело яркое осеннее солнце подняться высоко над горизонтом, как Алверик уже покинул поля, которые мы знаем, и с мешком еды на плече и волшебным мечом на поясе углубился в край, откуда отступила Страна Эльфов и к которому ничто не осмеливалось приблизиться.
Цветущие боярышники его воспоминаний, которые он видел здесь недавно, уже все засохли и облетели, а древние песни и забытые голоса, витавшие над этой землей, звучали теперь не громче самых тихих вздохов, да и число их заметно поубавилось, словно многие уже умолкли насовсем или же сумели добраться до Страны Эльфов и соединиться с ней.
Алверик шел без отдыха целое утро, шел со рвением, которое овладевает путниками в начале долгого пути. Это рвение помогало ему не снижать скорости, хотя он был тяжело нагружен провизией и нес с собой толстое одеяло, повязанное на плечи поверх плаща. Кроме еды Алверик взял с собой вязанку хвороста, а в правой руке держал шест. С мешком на спине, с шестом в руках и с мечом у пояса Алверик, конечно же, выглядел немного нелепо, однако, ведомый одной мыслью, одной надеждой, одной пламенной страстью, он, право же, не мог не унаследовать хотя бы части той всеобщей чудаковатости, что присуща всем, кто отваживается на подобные отчаянные предприятия.
В полдень Алверик ненадолго присел на камень, чтобы немного перекусить. Дальше он пошел уже медленнее, но даже вечером не смог отдохнуть, как намеревался, потому что когда густые сумерки упали на каменистую равнину и плотной пеленой залегли вдоль восточного горизонта, он то и дело вскакивал со своего места и проходил еще несколько шагов, чтобы взглянуть, не те ли это густые и плотные сумерки, что протянулись вдоль края полей волшебной границей, отделяющей их от Страны Эльфов. Но каждый раз это оказывались одни и те же знакомые земные сумерки.
Звезды высыпали на небо. Это были привычные звезды, те, что каждый день ночами глядят с высоты на нашу Землю. Только тогда Алверик наконец кое-как устроился среди острых, не прикрытых мхом камней и, поев хлеба с сыром, запил его водой. Когда над равниной начал распространяться ночной холод, он разжег крошечный костер из принесенного с собой хвороста и, завернувшись в свой плащ и в одеяло, улегся как можно ближе к нему. И, прежде чем угли погасли и почернели, он уже крепко спал.
Рассвет пришел в пустыню неслышно, без птичьих трелей, без шороха листьев или просыпающейся травы. Мертвая тишина и холод царили над равниной. Казалось, ничто на этой каменистой пустоши не радуется возвращению дневного света.
Глядя на бесформенные груды холодных, тускло освещенных камней, Алверик подумал, что было бы куда лучше, если бы ночной мрак навеки укрыл их остро изломанные грани. Да, тьма была бы гораздо лучше теперь, когда Страна Эльфов отступила из этих мест. И хотя безрадостное уныние этой расколдованной земли проникло в его душу вместе с пронизывающим холодом утра, пламя надежды, все еще горевшее в сердце Алверика, не позволило ему потратить много времени на завтрак возле кучки остывшей золы, оставшейся от одинокого костра. Безумная надежда погнала его дальше на восток через каменистую пустыню. И снова Алверик шел все утро напролет, но не встретил в пути ни былинки — даже золотые птицы, которых он видел прежде, уже давно укрылись в пределах зачарованной страны.
Обыкновенные пернатые и прочие дикие существа избегали этих пустынных угрюмых пространств. В своем путешествии он был так же одинок, как человек, который отправляется в обратный путь по волнам своей памяти, чтобы еще раз навестить памятные места, однако вместо них оказывается вдруг в пустыне, откуда бежало все очарование дорогих воспоминаний. По сравнению с прошлым днем ноша Алверика несколько уменьшилась, однако шаг его уже не был таким упругим, так как яснее ощущалась вчерашняя усталость. В полдень Алверик долго отдыхал, а потом снова поднялся и пошел дальше. Мириады камней, больших и малых, окружали его со всех сторон, протянувшись однообразной серой равниной до самого иззубренного горизонта. Целый день Алверик напрасно ждал, что вот-вот мелькнут в вышине бледно-голубые пики.
Вечерний костер снова оказался небольшим: Алверик вынужден был экономить свой скудный запас дров. Робкий огонек, мерцающий посреди пустоши, был не в силах побороть чудовищного одиночества мертвых пространств. Сидя возле этого жалкого костра, Алверик думал о Лиразели, он изо всех сил старался сохранить в сердце своем надежду, но одного взгляда на эти равнодушные камни вполне хватило бы, чтобы совершенно отчаяться. Было в хаотическом нагромождении каменных осколков нечто такое, что говорило: «Оставь мечты! Эта равнина и сроднившиеся с нею валуны и щебень тянутся и тянутся бесконечно».
Глава XIII
МОЛЧАНИЕ КОЖЕВНИКА
Только через много дней по однообразному виду окруживших его камней Алверик понял, что каждый новый день, каждый новый переход ничего не меняет. Сколько бы дней он ни шел, он будет видеть впереди одинаковые, изломанные горизонты, ничем не отличающиеся от тех, что он видел вчера. Он понял, что никогда не проглянет из-за далекой черты гряда голубых Эльфийских гор.